Это специально спланированная акция, — посмеивается Моторола, и тут же серьёзно говорит: — Потому что цель, которую я преследую, — достичь того же, что имелось раньше: когда была Великая Российская империя, которая объединила под своим флагом многие народы. Эти народы жили более или менее мирно, по крайней мере, старались, и у них это получалось. Но против общего врага воевали вместе и защищали одно государство.
Но сопровождающие тебя — часто люди кавказского вида.
Нет, вот только Гога абхаз — из всего окружения, — говорит Моторола.
Все русские, конечно, но не совсем русские, — говорю я, поглядывая на входящих в помещение, где мы сидим, бойцов. Согласиться с тем, что они славяне, можно только под угрозой насилия.
Артём, не только я это заметил, что ты еврей, — не глядя, бросает Моторола бородатому «спартанцу» горячего азиатского типа, вышедшему из соседнего кабинета.
Я этого не говорил, Артём, — считаю нужным отметить я.
Нет, просто бороды такие, понимаешь, — поясняет мне Моторола.
Бороды — понятно. Но почему это чёрные курчавые бороды?
Потому что некоторые люди отращивают бороду — и она у них почему-то чёрная. После этого я начинаю подозревать их, что их кровь не такая чистая, — смеётся Моторола.
Хорошо, последний на сегодня научно-популярный вопрос. Учитывая то, что на этой войне ты имеешь опыт, мягко говоря, немалый, ну и чеченскую прошёл по касательной, дети в школах на уроках начальной военной подготовки будут спрашивать тебя: где более сильные бойцы? Те, что встречались в Чечне, или те, что выдают сегодня себя за самых истинных украинцев?
У чеченцев идея была, за которую они сражались и боролись, — отвечает Моторола, став чуть, что ли, злее, говоря будто бы о чём-то мелком и разговора не стоящем. — А у этих никакой идеи нет. Есть стадо овец, которых гонят вперед. И есть другое стадо овец, которым какую-то мнимую идею втюхали и они пытаются за неё бороться, но бороться на расстоянии. С нами — не соприкасаясь…
К лету на Донбассе кипела обоюдная ненависть. Украина стянула к границам Донецкой и Луганской областей группировку более чем в сорок тысяч человек: ВСУ, МВД, нацгвардия, добровольческие батальоны, разнообразные спецназы. В распоряжении этой армады было до шестидесяти танков, более трёхсот артиллерийских систем всех калибров, миномёты.
Плюс авиационная группа: до двадцати самолётов Су-27, Су-25, Су-24, и столько же вертолётов Ми-8 и Ми-24.
А ополчение? Авиации у ополчения не было; она так и не появится до конца войны. Танков ещё не имелось, разве что один или два, времён Великой Отечественной, всем на удивление сняли с постаментов, и даже завели.
Артиллерия тоже отсутствовала.
Миномёты были.
В Славянске у Стрелкова имелась САУ[9] «Нона», захваченная ещё в апреле. На эту «Нону», рассказывают, готовы были молиться; хотя, может, и молились самым натуральным образом. Сколько к началу лета было у Стрелкова людей, неизвестно — точный и поимённый учёт не вёлся, — предположительно от пятисот до двух тысяч человек.
Понемногу начали тогда складываться разрозненные подразделения в Донецкой и Луганской областях. Появились полевые командиры, которые, благодаря интернету, стремительно получили известность: Игорь Безлер, Павел Дрёмов, Александр Беднов, Алексей Мозговой…
Рос, не меньше чем на сотню человек еженедельно, отряд Захарченко.
Самой сильной боевой единицей на конец мая в Донецке был батальон «Восток» бывшего офицера спецназа Александра Ходаковского.
В целом ополчение к началу лета имело под ружьём не многим более десяти тысяч бойцов — в большинстве своём вооружённых, мягко говоря, посредственно.
Разница в количестве и технической оснащённости между киевскими силовиками и ополчением была на тот момент непреодолимой.
Однако эта разница говорит нам вовсе не о том, что украинские силовики воевали плохо (хотя они воевали, как правило, плохо).
И даже не том, что ополчение воевало хорошо — ополчение воевало очень по-разному, иногда с неожиданным успехом, иногда просто чудовищно; зато у ополчения точно было то, что именуется куражом; или можем назвать это — мотивацией. С другой стороны, сильнейшая мотивация была и у добровольческих батальонов.
В любом случае, указанная разница в оснащении доказывает лишь одно: если б подавляющее большинство населения Донецкой и Луганской областей не поддерживало ополченцев — они и недели бы не продержались. Но люди, непререкаемое большинство, были за них.
Только никто ещё не понимал, насколько прожорливой окажется эта мясорубка.
К 4 июня, после постоянных бомбёжек, Славянск остался без централизованного водоснабжения.
Однако любые попытки взять Славянск всё равно проваливались: минимальное — по сравнению с числом противника — количество ополченцев отбивало все попытки вытравить их из города. Впрочем, украинские силовики предпочитали бомбить, бомбить, бомбить.
5 июня «Восток» под личным командованием Александра Ходаковского попытался взять Мариновку — контрольно-пропускной пункт к югу от Саур-Могилы — чтоб иметь выход на Россию. Окончилось всё ужасно — батальон ополченцев потерял больше половины личного состава, и отступил, причём частично на территорию России. Под Мариновкой в очередной раз сыграла свою роль авиация — украинские пограничники вызвали Су-27 — и наступление задавили.
Но уже 7 июня удача выпала ополченцам: ими была захвачена стратегическая высота — Саур-Могила.
Начавшаяся война повлекла за собой различные страшные реакции: никто никогда не узнает, сколько в те месяцы по всей Украине случилось разнообразных, иногда кровавых конфликтов.
Один из примеров: на тот момент в украинской армии служило множество выходцев с Донецкой, Луганской и Харьковской областей. В большинстве своём воевать они не проявляли никакого желания.
Захарченко рассказывал, как в одной из частей задержали донецких «дембелей» — восемнадцать или девятнадцать человек; это было в последние дни мая.
Отец одного из них обратился тогда к Захарченко: как вызволить сына.
— Пусть, говорю, дезертирует и добирается домой перекладными, — рассказывает мне Захарченко. — «Дембелям» надо было искать себе попутный КамАЗ, по два человека забираться в спальник и — домой.
— Они смогли? — спрашиваю я, хотя уже предчувствую, что эта история окончится плохо.
— Нет, не смогли, — говорит Захарченко. — Над ними там измывались, раздевали, выгоняли на улицу, командиры на «губу» постоянно засовывали, наряды вне очереди и всё такое. Короче, прихожу я к отцу одного из «дембелей», а он — плачет, слёзы текут. Спрашиваю: что случилось? Он сидит и телефон держит в руке. Говорит: ему сын звонил и сказал, что они, все кто с Донбасса, Луганска и Харькова, заняли один угол в казарме. И однажды на них пошли — резать их. И отец всю эту драку, как они там хрипели и погибали — он всё слышал. Вот эти восемнадцать или девятнадцать человек с Донбасса и Харькова — всех их в один вечер зарезали в части. Никто из них не вернулся домой. А потом пришло извещение о том, что это был самострел. У всех — самострел… Такие были истории. Очень много ребят, которые были призваны в украинскую армию из наших регионов, — домой не вернулись.
— А с отцом что?
— Отец потом будто взбесился. Мы его боялись посылать в дело. Если бы можно было их кровь пить вёдрами — он бы вёдрами пил…
До этой войны на Саур-Могиле ежегодно проходили масштабные церемонии — президенты приезжали, венки возлагали: в Отечественную здесь были бои.
Многое может измениться во временах: вчерашняя семья распадётся, брат пойдёт на брата, — а география веками остаётся прежней. И господствующие высоты находятся на тех же местах.
Саур-Могила — это курган, 278 метров высотой, с которого огромная равнинная местность просматривается на десятки километров.
Вершина кургана защищена широким парапетом, как частью огромного памятного мемориала. На самой вершине — памятная стела, а в основании стелы — разнообразные хозяйственные помещения: раньше там был музей.
Спустя 71 год с лета 43-го на той же Саур-Могиле развернулись новые и трудные события.
И стела, и парапет, и бывший музей — всё это пришлось очень кстати. И немецкие окопы тоже.
Ополченцы рассказывали, как, заново роя окопы, попадали ровно в линию укрепрайонов, сделанных в 1942-43 годах, и находили то немецкие, то русские кости, останки, вещи.
…теперь там всё смешалось заново.
С 11 июня украинские войска, авиация, артиллерия, в том числе и «Грады», начали крушить мемориал, чтобы похоронить там ополченцев. Посыпались каменные лица советских солдат на постаменте.
12 июня атаку украинских войск лично возглавлял генерал Виктор Муженко — скоро он станет начальником Генерального штаба украинской армии.
